Она стояла в коридоре своей квартиры, и в тусклом свете старого светильника внимательно изучала себя перед большим зеркалом. Из зеркала на неё смотрело маленькое худое задерганное существо с бледным лицом и длинными русыми волосами…Неказистая одежонка, подростковая нескладная фигура, острые коленки, торчащие из-под юбки…
Девушка глубоко вздохнула: собственное отражение в зеркале раздражало и удручало.
Зеркало определенно её не любило. Оно неизменно вычерчивало перед ней этот жалкий образ, со всей своей жестокой прямотой, не скрывая даже самых мелких изъянов. Но невыносимее всего в этом облике был взгляд. Он был настолько тосклив и затравлен, что мог сравниться лишь со взглядом человека, которого никто не любил, и, который, что хуже всего, не любил сам себя.
Обычно, после подобного созерцания, она отходила от зеркала с чувством полной безысходности и глубокого страдания. Но сегодня её вдруг переполнили совсем другие, неведомые раньше, чувства – бешеной ярости, обиды и несправедливости. Почему она? Почему она, а не кто-то другой, должна быть так несчастна, так некрасива, так одинока?
Она схватила тяжелую статуэтку, пылившуюся на полке рядом с телефоном, и со всей силы запустила ею в зеркало. Смотря, как сыплются на пол тысячи ненавистных ей осколков, она беззвучно произнесла:
- Вот теперь ты больше никогда не сможешь высмеивать меня, жалкий кусок стекла!
Эта нелюбовь к себе тянулась из далекого детства. Лиза уже не могла вспомнить, когда именно она впервые почувствовала себя такой жалкой и никому не нужной. Наверное, тогда, когда их с мамой бросил отец.
Она хорошо запомнила тот день, когда это случилось, и очень хорошо запомнила отца. Он работал дальнобойщиком, почти не бывал дома, и те редкие дни, когда появлялся на пороге квартиры, были для маленькой Лизы настоящим праздником.
Она могла вспомнить всё до мелочей. Как отец шумно вваливался в дверь, и она, Лиза, со всех ног неслась к нему навстречу с радостным гиканьем. Как он легко подхватывал её на руки и кружил в воздухе, целуя щеки и царапая нежную кожу жесткой щетиной. Лиза счастливо прижималась к его кожаной куртке, пропахшей соляркой и дешевыми сигаретами, и с наслаждением вдыхала эти запахи. В этот момент отец казался ей необыкновенно красивым, высоким и сильным, как добрый сказочный великан.
Потом в коридоре появлялась мать, и разрушала это дивное ощущение сказки будничным вопросом:
- Может быть, вы, наконец, оторветесь друг от друга? Обед стынет.
Отец бережно опускал Лизу на пол и, обнимая мать за плечи, говорил:
- Тань, ну не ворчи. По дочке соскучился…
Мать обиженно поджимала губы:
- А по мне, значит, не соскучился? Ты, Паша, завтра опять в рейс, мы даже и увидеться толком не успеваем.
Он смеялся:
- Не переживай, мать! Что надо – завсегда успеем.
Лиза смеялась вслед за отцом, хотя понятия не имела, что означают его слова.
В тот день отец вернулся из рейса усталый и разбитый. В руках он держал игрушечного медведя. Медведь был желтый, плюшевый, с пластмассовым носом и грустными блестящими глазами.
Отец почему-то не взял Лизу на руки, как это делал обычно. Он протянул ей медведя и тихо сказал:
- Возьми, козочка, это тебе. Мне кажется, он тебе понравится.
Лиза уставилась на медведя, пытаясь понять, нравится он ей или нет. Затем послушно взяла игрушку, и осталась стоять в коридоре. Что-то было не так, как обычно. Отец не снял свою старую куртку, не окликнул мать, чтобы та вышла его встречать. Вместо этого он прошел в комнату и плотно закрыл за собой дверь, оставив Лизу стоять в полном одиночестве.
Он пробыл в комнате недолго. Несколько минут они с матерью о чем-то тихо спорили, затем дверь открылась, и отец снова появился в коридоре. Лицо его было мрачным и напряженным, щеки впали, вокруг рта заложились глубокие складки. Он сутулился, и уже не казался Лизе таким высоким, как раньше.
Стараясь не смотреть Лизе в глаза, отец торопливо поцеловал её в щеку:
- Пока, моя козочка. Мы, наверное, теперь будем редко видеться.
-Почему? – Лиза подняла на него полные недоумения глаза.
-Понимаешь…- отец вдруг запнулся. Голос его сел и стал сиплым. – Нет, милая, я не могу тебе этого объяснить. Просто так сложилось, что я сюда не буду приходить.
-Почему?
Отец шумно вздохнул, на глаза у него навернулись слезы:
-Тебе это сложно понять.
На его лице отобразилась такая невыразимая мука, что Лизе вдруг самой захотелось найти какое-то объяснение, лишь бы только он не страдал.
- Наверное, ты будешь ещё больше работать?
-Да, милая, пожалуй, так. Ты у меня умница.
Он погладил Лизу по волосам:
- Ты стала совсем большая.
- Мне уже почти шесть лет! – Лиза улыбнулась, обнажая дыру между передних зубов, - смотри: у меня молочный зуб выпал. Я его в банке храню на счастье.
Он снова погладил дочь по голове:
- Ты вот что…Береги себя.
- У меня ещё один зуб качается, - не унималась Лиза, - когда он выпадет, я и его в банку положу. Моя воспитательница Ирина Петровна сказала, что молочные зубы не выбрасывают: их хранят на счастье. Как ты думаешь, она не врёт?
Отец кивнул, потер щетинистый подбородок:
-Думаю, она не врёт.
Лиза сделала серьезное лицо:
- Я тоже так считаю.
Вдруг губы у отца как-то нервно задергались, он резко развернулся и направился к выходу. Хлопнула дверь, Лиза вздрогнула от звука и вжала голову в плечи. Над ней вдруг нависла какая-то жуткая, зловещая тишина, от которой противно пересохло в горле и стало трудно глотать.
Как только дверь за отцом закрылась, в коридор выбежала мать. Лицо её было красным, глаза воспаленными, по щекам текли слезы, оставляя за собой черные дорожки от туши. Не замечая забившейся в угол Лизы, она судорожно схватилась за телефон:
-Алло! Алло! Мама?! Это я…Приходи быстрее…Да…Да это случилось…Ну конечно, ты всё поняла…Да, он ушёл к ней…Мам, я жить не хочу, понимаешь, а ты мне такое говоришь…Господи, он ушел навсегда! Он больше не вернется!
Последние слова мать почти выкрикнула в трубку, потом вдруг разом вся обмякла, и, положив трубку на телефон, обессилено опустилась на пуфик. Она беззвучно заплакала – просто сидела на пуфике и молча вытирала слезы, размазывая по щекам остатки туши. Плечи её тихо тряслись, и вся её маленькая согнувшаяся фигура казалась жалкой и одинокой в полумраке коридора.
Лиза потрясенно застыла в углу, прижимая к себе медведя. Она боялась шелохнуться, обнаружить себя каким либо звуком, даже дышать. Лиза молча уставилась на плачущую мать и простояла так до тех пор, пока в дверь не позвонили.
Лиза почувствовала, как в груди ухнуло, и сердце на долю секунды замерло, а затем бешено заколотилось. Мать перестала всхлипывать, выпрямила спину и устремила взгляд на дверь.
-Мам! Мамочка, не плачь! Папка вернулся! Видишь, он никуда не ушёл! – Девочка сорвалась с места. Встав на цыпочки, достала до замка, торопливо открыла дверь и…стиснула зубы, чувствуя, как её захлестывает обида.
На пороге, стряхивая с плаща капли дождя, стояла бабушка.
-Лиза, раскрой зонт и поставь его в угол: пусть обсохнет.- Бабушка сунула Лизе в руки старый черный зонт и вошла в квартиру.
Мать снова всхлипнула, сгорбилась и поникла лицом.
Бабушка сняла плащ и аккуратно повесила его на вешалку. Вид у неё был раздраженно-озабоченный. Она походила на участкового врача, которому пришлось в непогоду плестись на вызов к больному с самым заурядным ОРЗ.
Пожилая женщина посмотрела на свою заплаканную дочь и вынесла диагноз:
- Миллионы женщин живут без мужиков - и ничего: живут. Твой Паша был не подарок, сама знаешь. В конце концов, у тебя есть я и дочь, так что тебе есть ради кого жить.
Мать сдавленно всхлипнула:
- Без Паши я умру.
- Глупости, - бабушка махнула рукой и, кряхтя, принялась разуваться, - от этого не умирают.
- А я умру, - тихо возразила мать, - мне без Паши ничего не надо.
Бабушка скинула с ноги резиновый сапог и сунула её в тапок.
-Ты слезы то оботри, да поди лучше поставь чайник. Мне из-за тебя пришлось с другого конца города ехать. А на улице дождь хлещет как из ведра.
Обернувшись к Лизе, бабушка строго добавила:
- А ты чего столбом стоишь? Нечего около взрослых отираться. Ступай в свою комнату и займись чем-нибудь.
Весь вечер Лиза просидела в своей комнате, боясь высунуть нос за дверь. За стенкой были слышны голоса: бабушкины монотонные нравоучения и мамины редкие всхлипывания. Лиза прикладывала ухо к стене, пытаясь их подслушать, но не разобрала ни одного слова. Оставив эту затею, Лиза села на диван, усадила перед собой медведя и стала с ним разговаривать.
- Как ты думаешь, - спросила она, - наш папа вернется?
Медведь молчал и смотрел на Лизу своими честными и грустными глазами.
- Я думаю, вернется, - вздохнула Лиза. – Мне маму жалко. А тебе?
Она тряхнула игрушку: в тряпочном животе что-то утробно прогудело, имитируя медвежий рёв.
- Ладно, не плачь. Иди ко мне, я тебя пожалею. Ты ведь мой друг, и я должна тебя оберегать.
Она прижала медведя к груди и принялась его убаюкивать.
- Не можешь заснуть? – Лиза погладила медведя по плюшевой голове, - я тоже. А хочешь, я покажу тебе, как у меня зуб качается?
Лиза широко открыла рот и потрогала передний зуб языком.
- Видишь? Мне совсем не больно.
В этот момент в комнату вошла мать – ссутулившаяся, с растрепанными волосами и распухшим от слез лицом. От неё пахло лекарствами. Лиза так и застыла на месте с открытым ртом.
- С кем ты разговариваешь? – Тихо спросила мать.
- С мишкой, - Лиза показала пальцем на игрушку.
- С мишкой? – Мать присела на край дивана, дотронулась рукой до плюшевого желтого уха, - откуда ты его взяла?
- Так мне же папочка его сегодня подарил. А ты разве не заметила?
Мать отдернула руку: молча уставилась на игрушку отсутствующим взглядом. Лиза заерзала на диване. Ей хотелось придвинуться к матери ближе, но она не решалась.
- Знаешь, дочка, - произнесла вдруг женщина, - теперь с нами будет жить бабушка.
Лиза занервничала: вредная старуха не вписывалась в её маленькую жизнь.
- А папа? – Спросила Лиза, - пусть лучше у нас снова будет жить папа.
Мать замолчала, потом тоскливо выдавила:
- Мы будем жить втроем: ты, я и бабушка. Нам втроем будет веселей.
Лиза вжала голову в плечи: звучало это как-то невесело. Ей было нечего ответить.
- Бабушка поживет в твоей комнате, ладно? – Продолжала мать, - все-таки пожилой человек, ей нужен покой. А мы с тобой будем в зале. Там большой диван: нам двоим хватит.
У Лизы навернулись слезы, от них защипало глаза, и она зажмурилась. Ей вдруг захотелось, чтобы всё происходящее оказалось сном. Вот сейчас она ещё сильнее зажмурится, потом откроет глаза, а перед ней будет сидеть совсем другая мама - красивая, аккуратно причесанная, пахнущая цветочными духами. Мама улыбнется, возьмет в руки книжку и скажет: «А ну-ка, егоза, марш в постель! Иначе я не буду тебе читать про Вини Пуха!»
Лиза зажмурилась изо всех сил: пока в глазах не поплыли красные и фиолетовые круги.
-Хватит гримасничать, Елизавета! – Услышала она рядом с собой, - ты уже достаточно взрослая, чтобы всё понимать.
Лиза распахнула глаза и снова зажмурилась от яркого электрического света.
- Немедленно прекрати кривляться. – Проскрипел голос, - ты меня поняла?!
Лиза послушно разлепила ресницы. Посреди комнаты стояла бабушка, непоколебимая, как монумент.
- Сейчас ты отправишься в ванную, почистишь зубы, затем наденешь пижаму и ляжешь в зале. Бабушка деловито скрестила руки на груди.
- А Вини Пух? – Удивилась Лиза.
Бабушкино лицо недовольно сморщилось и стало похоже на печеное яблоко:
- Никаких Вини Пухов! Сказки кончились. Ты уже скоро пойдешь в первый класс.
-Но, мамочка…- Лиза плаксиво скривила губы, вопросительно посмотрела на мать, - ты же всегда мне читала?!
Мать, до этого безмолвно сидевшая на диване, «очнулась» и торопливо проговорила:
-Да, дочка, иди, чисти зубы и ложись спать. Уже поздно.
Спорить было бесполезно. Лиза нахмурилась, нехотя слезла с дивана. Слезая, прихватила с собой медведя – своего безмолвного друга.
- А игрушка пусть останется здесь. – Строго сказала бабушка.
Лиза посмотрела на медведя. Медведь грустно блестел пластмассовыми глазами, как будто собирался заплакать оттого, что его не берут с собой.
- Этого мишку подарил мне папочка! – Тихо и упрямо произнесла Лиза и сцепила руки на игрушке с такой силой, что побелели костяшки пальцев, - и я лягу спать с ним.
- Оставь медведя! И марш спать!- Бабушка каменела лицом; её губы так плотно сомкнулись, что слились в одну тонкую полоску.
Лиза нахмурилась ещё сильней и глянула на бабушку исподлобья, всем своим видом выражая протест: был бы сейчас здесь её папа - он бы не дал в обиду свою любимую козочку этой злой старухе!
- Что за ослиное упрямство!- Бабушка тоже не собиралась «сдаваться».- Условия здесь будут ставить взрослые, поняла? Ну да ничего, надеюсь, я смогу привить тебе правила хорошего тона.
- Я лягу спать с мишкой! Он без меня не заснёт. - Тихо и твердо сказала Лиза, - и я…
Она не успела договорить, так как в эту секунду получила увесистую оплеуху от бабушки.
- Замолчи, упрямица! Ну, надо же, какая наглость! Вся в отца!
Щека пылала. Было больно и ужасно обидно. Лиза кинула умоляющий взгляд на мать: неужели мама за неё не заступится?
Мать безучастно сидела на диване, будто всё происходящее в этой комнате не имело никакого к ней отношения.
Чувствуя, что её начинают душить слёзы, Лиза швырнула медведя на пол и рванула к двери, но бабушка перехватила её на полпути:
- Извинись перед старшими, и тогда я тебя отпущу.
Лиза больше не могла терпеть. Слезы обожгли глаза и полились по щекам горячими струйками.
- Это меня не разжалобит. Проси прощения, маленькая негодница!
Лиза в последний раз глянула на мать: та сидела с потухшим лицом: жалкая, растрепанная, утонувшая в собственных душевных переживаниях.
- Простите меня…- Пискнула Лиза и, вырвавшись из бабушкиных цепких пальцев, с рёвом выбежала из комнаты.
- Видимо в этом доме совсем не занимались ребенком. – Сказала пожилая женщина, провожая ледяным взглядом убегающую девочку, - Что ж, я выколочу из неё всю эту дурь.
