Лиза взяла в руки веник, смела осколки в совок и без сожаления выбросила стекляшки в ведро. Вид пустой стены на том месте, где ещё недавно висело зеркало, почему-то вызвал в ней чувство невыразимого облегчения. Она давно не ощущала такого – настолько давно, что сама не понимала, когда в ней поселилась мысль о том, что ничего уже не исправишь.
Лиза вошла в комнату, в которой вот уже несколько лет никак не выветривался запах бабушкиных лекарств. Комната была оклеена простенькими бумажными обоями, которые со временем поблекли и кое-где стерлись добела. Лизин взгляд переместился на то место, где висела большая черно-белая фотография, облаченная в неказистую рамку. На фотографии, сделанной в 1947 году, была запечатлена бабушка в молодости. Она сидела, облокотившись на высокую спинку стула, - тонкая и прямая, как спица; в простом черном платье с белым воротничком, с гладко причесанными волосами и строгим лицом. Лиза взглянула в бабушкины темные непроницаемые глаза, на плотно сомкнутые губы, и поежилась. Даже молодость не смягчала её суровых, грубоватых черт лица и жесткого взгляда.
На фотографии послевоенных времен бабушка была одна. Её мужа убили в первый год войны, и бабушка овдовела в двадцать четыре года. На руках у неё осталась восьмимесячная дочка Танюшка – будущая Лизина мама.
Сама Лиза была в семье поздним ребенком. До этого у Татьяны случилось три выкидыша подряд, и врачи сулили бедной женщине бесплодие. Однако Татьяна и её муж Павел решили не сдаваться; женщина упорно лечилась от бесплодия в течение долгих одиннадцати лет, на удивление врачам вновь забеременела и в сорок лет произвела на свет долгожданную девочку. Девочка родилась слабенькая и болезненная, плохо росла и слабо набирала вес. Ещё до её рождения родители договорились, что если родится мальчик – то его назовут Данилой, а если девочка – Елизаветой. Так появилась Елизавета. Отец обожал свою маленькую дочку, сам нянчился с ней и считал её самой чудесной девочкой на свете…
…Лиза прошла вглубь комнаты, легла на маленький продавленный диванчик и уставилась в потолок. Когда-то это была её комната, но сейчас мало что напоминало ей об этом, разве что потрепанный, грязно-желтый медведь с облупившимся пластмассовым носом. И, может, быть ещё фарфоровая кукла в линялом платье, с потускневшими голубыми глазами, одиноко застывшая за стеклом серванта.
- Привет, Скарлатина, - тихо сказала Лиза, обращаясь к кукле, - скучаешь?
Кукла безмолвно стояла на полке, её хрупкие ручки были приподняты, как будто она кого-то звала к себе или собиралась обнять.
-Твоя хозяйка выросла, извини. Да и ты постарела. Ты стала обычной старой куклой.
Лиза устало прикрыла глаза, окунулась в собственные мысли. Воспоминания одно за другим нахлынули на неё. Она копалась в прошлом. Пытаясь найти причину, с которой потянулась вереница её неудач. Она чувствовала, что это началось очень давно, но когда именно она потеряла веру в себя? Каждый в семье внёс свою лепту в её жизни: предательство отца, безразличие матери, бездушие бабушки…Так, может, всё началось с бабушки? Или всё-таки с отца?
За окном бушевал ветер, он с силой трепал ветки старого клена, и они бились в темноте о стекло, словно стучались и просились в тёплый светлый дом. По другую сторону окна сидела девятилетняя девочка и что-то торопливо писала на разлинованном тетрадном листке. Девочка сидела за большим круглым столом, а рядом, на соседнем стуле восседали игрушечный желтый медведь и фарфоровая кукла.
«Здравствуй, папочка!» - писала девочка, - «Пишу тебе уже пятое письмо, а ты всё не отвечаешь. Бабушка и мама говорят, что в этом виновата почта, они всегда отправляют мои письма, но почта их теряет по дороге. Надеюсь, что это письмо почта не потеряет, и оно к тебе дойдет.
Я уже учусь в третьем классе. Учусь я хорошо, по русскому и математике у меня пятерки, а по физкультуре – двойки и тройки. Учитель говорит, что я недоразвитая, и поэтому медленно бегаю и задыхаюсь. Ребята надо мной смеются и не хотят, чтобы я участвовала в эстафетах. Они говорят, что я всё порчу, и из-за меня они проигрывают. Я твердо решила заниматься физкультурой и попросила маму и бабушку, чтобы они записали меня в какой-нибудь спортивный кружок. Мама сказала «ладно», и меня записали в музыкальную школу. А вчера домой принесли старое пианино. Бабушка купила его по объявлению в газете. Бабушка говорит, что спортсменом может стать любой дурак, а вот пианистом – только очень умный. Я не хочу быть очень умной, так как ребята в классе начнут обзывать меня «ботаником», а это ещё хуже, чем «микробина».
Вчера я плакала, а мама сказала, что я должна радоваться, ведь не каждому ребенку родители покупают пианино. Но я не хочу пианино! Теперь меня заставляют учить всякие ноты, и нет времени даже порисовать. Бабушка говорит, что рисование – пустая трата времени, и я рисую, как даун, потому что полосатых собак не бывает, и цветов размером с дом – тоже. Папочка, я хотела тебя спросить, а кто такой Даун? Наверное это какой-то неизвестный художник, который плохо рисовал?
Папочка, я очень по тебе скучаю. Я хочу, чтобы ты вернулся к нам, или забрал меня к себе, а бабушка уехала обратно в свою квартиру. А то она только обещает, но почему-то никуда не уезжает.
У меня недавно был день рождения. Я просила велосипед, но мама на него не накопила денег, и ей хватило только на шапку из кролика, в которой я не замерзну даже холодной зимой. Она мне велика, а ещё мне жалко этого кролика, которого убили до смерти, и сшили из него мне шапку. Так что на другой день рождения подари мне велосипед, а то я могу перехотеть.
P.S. Чуть не забыла, позавчера мне наложили гипс на ногу, и она теперь очень чешется, а почесать не могу. Просто я упала с лестницы. И даже плакала не сильно, а так – чуть –чуть.»
Девочка поставила жирную точку в письме, сложила листок вчетверо, и запечатала его в заранее приготовленном конверте.
Каждый месяц она исправно писала отцу по одному письму – в течение двух последующих лет. И ни на одно не получила ответа.
…Лиза глубоко вздохнула, ей не хватало воздуха. В комнате было невыносимо душно. Лиза вскочила с дивана, подошла к окну и распахнула его настежь. Город плакал мелким сентябрьским дождем, под окнами грустно мокли пожелтевшие молодые березки и кусты боярышника.
Лиза высунула голову в окно, подставила лицо под холодные, колючие капли дождя и на секунду зажмурилась. Перед глазами всплыла ещё одна история её жизни.
…Лиза неслась по лестнице вверх с такой скоростью, что у неё перехватывало дыхание. За спиной смешно подпрыгивал и громыхал учебниками синий ранец. На секунду она остановилась, чтобы перевести дух и подумала: «а ведь я могу быстро бегать, если это очень нужно!», и рванула дальше. Это было очень нужно. Нет, не ей, - одному маленькому существу, которое было спрятано у неё за пазухой. Существо тихо возилось и сопело под курткой, и всё его мокрое, тощенькое тельце вздрагивало от холода и сотрясалось крупной дрожью.
Лиза домчалась до двери, нажала на пуговку звонка два раза подряд и для верности заколотила ногами по дерматиновой обивке: бух, бух. бух…Да что же ей так долго не открывают дверь?!
-Иду, иду, кто там долбит, как сумасшедший? – За дверью послышались шаги, затем щелканье дверного замка и тихий скрип старых несмазанных петель. Дверь открылась ровно настолько, насколько ей позволила это сделать толстая железная цепь. В образовавшуюся щель просунулось бабушкино лицо: недовольное и подозрительное.
- А, это ты…- разочарованно протянула она, будто ожидала увидеть на лестничной площадке какую-то другую, более интересную ей личность. – Чего так в дверь барабанишь?
-Бабуль, смотри, кого я нашла! – Лиза задохнулась одновременно от бега и от счастья. Счастье распирало её изнутри, и она немедленно хотела поделиться им со своими домашними.
Из-за пазухи торчала мокрая голова котенка. Котенок был облезлый, страшненький и абсолютно серый. Его огромные треугольные уши, находившиеся до этого в постоянном движении, настороженно застыли, словно котенок внимательно их слушал и следил за тем, как вершится его судьба.
-Фу, какая гадость! – Бабушка глянула на котенка из - под очков и брезгливо поморщилась. – Где ты выкопала такое чудовище?
Лиза поперхнулась, на минуту лишилась дара речи: как можно такое милое создание называть чудовищем?
- Я нашла его во дворе возле помойки. Он так замерз, и весь дрожит…А давай…
Она не успела договорить, бабушка перебила её очередным вопросом:
- Ну почему ты подбираешь всякую грязь и тащишь её в дом?!
- Но это же не грязь, - Лиза растерянно захлопала глазами,- это маленький котеночек.
- И, наверняка, он блохастый и весь больной, - добавила бабушка, - вон как башкой трясет.
Котенок задвигал ушами-треугольниками, зевнул и высунул из-за пазухи заднюю лапу, чтобы почесать за ухом. Лиза торопливо убрала его лапу обратно под куртку, но от бабушкиного пытливого взгляда это не ускользнуло.
-Ну конечно, он блохастый, - заключила она, - убери его сейчас же!
Лиза оторопела.
-Куда же я его уберу?
-Откуда притащила - туда и убирай.
-Но…но там же холодно и дождь?! И он там совсем один! – Лизе показалось это достаточно веским основанием для того, чтобы бабушка немедленно переменила свое решение. Но бабушка была тверда как сталь.
-Елизавета, я, по-моему, ясно выразилась.
-Я…не могу его туда отнести…Он там умрёт! - В Лизином голосе послышались нотки отчаянья, - пожалуйста, пусть он живёт у нас.
-Мы не можем держать всех бездомных собак и кошек в квартире!
-Не всех – только одного! Я сама буду за ним ухаживать.
-Вот упрямая девица! Сказано тебе – отнести его туда, где взяла. И прекрати канючить, как маленькая. Тебе уже почти десять лет.
Бабушка имела обыкновение всегда прибавлять года: даже в день рождения, когда Лизе исполнилось девять лет, она начала своё поздравление со слов: «И вот ты повзрослела: тебе уже десятый год…»
-Ну, пожалуйста.
Слово «пожалуйста» прозвучало с таким надрывом, что даже котенок ему жалобно подмяукнул.
Девочка просунула свои пальчики в щель и вцепилась ими в бабушкину сухую, как сучок, руку. Любовь Георгиевна высвободила кисть от детских пальцев и отстранилась вглубь коридора. Её худую высокую фигуру съела темнота, видны были только очки, которые зловеще поблескивали во мраке своими стеклышками.
-Я не позволю разводить грязь в своем доме. – Отчеканила она. Слова со свистом вылетели из её рта, как пули.
Лизины глаза налились слезами. Она почувствовала, как слова-пули больно вонзаются прямо в её сердце и разрывают его на куски. Ей вдруг захотелось закричать от этой разрывающей боли или выкрикнуть бабушке что-то очень – очень обидное.
- Это не твой дом! – Завопила на весь подъезд Лиза, крепко прижимая к себе котенка, - и не ты здесь командуешь! Я тебя ненавижу! Ты – старая, злая карга! Ты – старуха Шапокляк!
От неожиданности или по какой-то другой причине бабушка ничего не ответила на грубость внучки; так и осталась безмолвно стоять в глубине коридора, скрываемая темнотой.
- Когда мамочка придёт с работы - я всё ей скажу! И мы будем жить вместе – я, мама и котенок! А ты – уходи! Уходи! Уходи! – Лиза затопала ногами, забилась в истерике.
Слезы градом потекли по лицу, застилая глаза. На минуту Лиза ослепла от них, и не увидела, как бабушка сняла с крючка дверную цепочку и с шумом открыла дверь.
Котенок испугался звуков, выпрыгнул из-за пазухи и рванул вниз по лестнице.
-Куда ты, куда же ты? – Взвыла в голос обезумевшая Лиза, глядя вслед удирающему животному, затем кинулась на бабушку, сжимая пальцы в маленькие кулачки, - он из-за тебя сбежал! И теперь он умрёт!
Любовь Георгиевна молча схватила девочку за шиворот, приподняла и с силой тряхнула. Лиза на секунду повисла в воздухе, дергая худыми ручками и ножками, как марионетка, потом затихла.
А ещё через секунду она оказалась в коридоре своей квартиры. Дверь с грохотом захлопнулась, и Лизина обида вдруг сменилась ужасом: он медленно расползался по организму, от него цепенело тело и леденели ноги.
Бабушкино лицо сделалось каким-то неживым, как пластиковая маска. И ничего на этом лице - маске не двигалось: потемневшие глаза немигающее смотрели на Лизу, губы были сжаты так плотно, что превратились в тонкую нить.
Лиза подняла на бабушку глаза, полные слёз. Сердце колотилось так бешено, что казалось, ещё мгновение – и оно выпрыгнет из груди.
- Когда моя мамочка придет с работы – прошептала она дрожащим голосом, сама не веря в собственные слова, - мы пойдём во двор и найдём этого котенка. А ещё я напишу своему папе письмо, он приедет и заступится за меня!
Бабушка беззвучно пошамкала губами – видимо собиралась что-то ответить, но передумала. Вместо этого она повернулась к Лизе спиной и молча направилась на кухню. Лиза потрясенно застыла на месте, глядя на удаляющуюся фигуру и по инерции продолжая сжимать пальцы в кулачки. Вдруг она почувствовала себя маленькой и ничтожной букашкой, которая ничего не может изменить, которую не слышат и даже не замечают. Лиза стащила с себя ранец, бросила его в угол и села на пуфик – дожидаться прихода матери.
Мать пришла поздно, устало ввалилась в квартиру, на ходу расстегивая пальто и снимая косынку. Включив в коридоре свет, она обнаружила на пуфике скрюченную Лизину фигурку. Лиза спала, её маленькое бледное личико застыло в обиженной гримасе. Рядом на полу валялся ранец и болоньевая куртка.
Мать осторожно тронула дочь за плечо:
- Лиза, просыпайся.
Лиза тяжело подняла припухшие от слёз веки, часто заморгала ресницами, привыкая к свету. Увидев лицо матери, склонившееся над ней, затравленно улыбнулась.
- Лиза, что ты здесь делаешь? Почему ты спишь прямо в коридоре? – Мать подняла с пола детскую курточку, повесила её на вешалку.
Лиза приподнялась с пуфика, потянулась и поправила растрепавшиеся во сне волосы. Мышцы спины и ног затекли от неудобной позы и теперь нестерпимо ныли.
-Мамочка, - прошептала она и вдруг почувствовала, как уголки губ предательски задёргались, а глаза снова наполнились слезами, - я так тебя ждала!
-Сядь и объясни, что случилось. – Мать нахмурила брови. При электрическом свете резко обозначились морщинки, собравшиеся вокруг её усталых глаз, от чего лицо выглядело постаревшим.
-Мамочка, - Лиза вдохнула в легкие побольше воздуха, ей вдруг стало трудно говорить, - я не хочу жить с бабушкой.
Мать выпрямилась, принялась стаскивать с себя пальто, долго отряхивая его от капелек дождя и аккуратно расправляя рукава, будто пытаясь отвлечься от предстоящего разговора. Затем, наконец, повесила пальто и произнесла, глядя куда-то в сторону:
-Что ты такое говоришь, дочка. Она – твоя бабушка. Почему ты не хочешь, чтобы она с нами жила?
Лиза всхлипнула, её остренькое личико скуксилось, приняло плаксивое выражение:
-Потому что она злая!
-Я согласна, что бабушка иногда бывает излишне строга с тобой, но, пойми, она делает это для твоего же блага и на самом деле желает тебе только добра.
- Она не хотела, чтобы котенок жил с нами! – Обиженно возразила Лиза.
-Какой котенок, милая? Что ты такое несёшь?
Лиза зашмыгала носом:
-Я нашла его во дворе, а бабушка сказала, что он блохастый, и велела отнести его обратно. А мне его жалко: он там мёрзнет, он голодный, и совсем один. Мамочка, давай его заберём к себе.
Мать стала нервно теребить пальцами косынку, она всё никак не могла найти применение своим беспокойным рукам.
-Лиза, ты понимаешь, что мы не можем держать в доме всех бездомных кошек и собак. – Сказала она. – У нас маленькая квартира, в ней и так не развернуться.
- И ты такая же! – Лиза подогнула ноги, уткнула лицо в колени. – Вам не жалко, что он умрёт.
- Жалко конечно, но…- мать растерянно замолчала, подыскивая веский аргумент, объясняющий, почему они не могут держать в доме животное. Аргумент не находился, и мать «переключилась на другой лад» – Кстати, а где наша бабушка?
- Я здесь, - Любовь Георгиевна бесшумно возникла в дверном проёме, словно выросла из-под земли. Руки и фартук у неё были испачканы мукой – видимо бабушка что-то стряпала на кухне.– Пусть лучше твоя умница расскажет, как она себя вела: орала на весь подъезд, как будто её резали, обзывалась, кидалась на меня с кулаками. Соседям теперь в глаза будет совестно глядеть. Между прочим, она заявила, что бы я убиралась из вашего дому. Мне-то конечно что? Я уберусь. Только вы первые и подохнете от своей беспомощности.
Бабушка отряхнула руки от муки, в воздухе возникло белое мучное облачко, которое плавно осело на пол.
- Дочка, это правда? – Мать перестала теребить косынку, с удивлением уставилась на Лизу.
Лиза потупила взгляд, принялась молча разглядывать мучное пятно на полу.
- Ещё какая правда, - ответила за неё бабушка, - совсем разболталась, девка. Так, глядишь, и до детской колонии недалеко. Ишь, ты – на старого человека с кулаками да обзывательствами!
Любовь Георгиевна многозначительно подняла палец вверх и закончила свою праведную речь такими словами:
- Если ты, Таня, не отнесешься к этому серьезно, то жди беды. Видать, деваха вся в Ветровых пошла – такая же упрямая и наглая. Ничего от нас, от Мурашкиных, не взяла. Так и есть – гнилая ветвь на нашем геологическом дереве.
Лиза подняла голову, выкрикнула с обидой:
- Никакая я не ветвь. Я - человек!
- Вот видишь, - бабушка поджала губы. – Невозможный ребенок. Разговаривай с ней, Танька, сама, а я уже все нервы истратила.
Бабушка досадливо махнула рукой и подалась обратно в кухню. В коридоре наступила тягостная тишина. Лиза снова уткнула зареванное лицо в коленки.
Мать вздохнула, первая завела разговор:
- Ты и вправду бабушку обидела?
-Я её не обижала. Я сказала, что она злая. – Пробубнила Лиза.
Мать снова вздохнула, на этот раз громче и надрывнее:
- Ты понимаешь, что нельзя такое говорить старому человеку?
-Ага, - тихо возразила Лиза, - а меня, значит, гнилой ветвью обзывать можно? Она меня ненавидит. Она мои рисунки в ведро выбрасывает, и говорит, что я даун. И котеночка не пожалела.
- Лиза, ты не имеешь права судить взрослых. Иди и сей час же извинись перед бабушкой.
Девочка категорично замотала головой:
-Я не буду извиняться. Я её ненавижу.
Мать потемнела лицом:
-Если ты не извинишься, я вынуждена буду тебя наказать.
Лиза снова замотала головой, всем своим видом выражая протест:
- Не буду извиняться, хоть режьте меня.
-Ты, действительно, невыносима. В таком случае, знай, что ты обидела не только бабушку, но и меня!
С этими словами мать раздраженно бросила косынку на полку рядом с телефоном.
- Я ухожу в комнату, а ты останешься здесь – в темноте, без ужина. Сиди здесь до тех пор, пока не попросишь у нас прощения.
Мать с раздражением нажала на выключатель и вышла из коридора.
Лиза снова погрузилась в темноту. Она обреченно устроилась на пуфике с видом человека, которому вынесли смертный приговор. Из кухни вкусно запахло блинами; слышно было, как бабушка выливает тесто на сковороду, и оно с потрескиванием поджаривается на масле до румяной корочки.
В животе предательски заурчало. Лиза вспомнила, что ничего не ела с самого утра, кроме бутерброда с маслом и стакана сладкого чая. Она ярко представила румяные блины и плавящиеся на них кусочки сливочного масла, отчего в животе заурчало ещё больше.
Лиза стиснула зубы, внутри неё боролись два противоречивых чувства: с одной стороны, ей нестерпимо хотелось есть, а это означало, что нужно выйти из коридора и попросить у мамы и бабушки прощения. С другой стороны – ей совсем не хотелось просить прощения, а хотелось доказать этим взрослым, что она, Лиза, вовсе не считает себя виноватой.
Ей показалось, что прошла уже целая вечность, но никто из взрослых так и не вспомнил про неё. Сидеть в коридоре, в полной темноте, было немного жутковато и к тому же очень скучно. Лиза пригорюнилась: похоже, ни мать, ни бабушка вовсе и не собирались раскаиваться в своих злодеяниях, а просто смотрели в комнате душераздирающий сериал «Рабыня Изаура». На экране разгорались нешуточные бразильские страсти, и бабушка, громко переживая за главную героиню, то и дело ахала и восклицала: «Бедная Изаура! Сколько страданий выпало на её невинную душу!». А мать искренне сокрушалась из-за коварного поведения синьора Леонсио: «Вот бессердечный! Неужели он не видит, как она его любит! Ах, как всё - таки слепы мужчины!»
Сколько Лиза не прислушивалась, никто из двух сидящих в комнате женщин ни разу не воскликнул: «Бедная наша Лиза! Сколько страданий она вынесла из-за котенка! Ах, как всё - таки мы, взрослые, бываем слепы и бессердечны!». Лиза окончательно сникла: даже за несуществующую на самом деле рабыню Изауру у матери болело сердце, а вот до несчастной маленькой дочери и бездомного котенка ей не было никакого дела. Лиза глубоко задумалась о своем беспросветном существовании, с тоской вспомнила котенка – мокрого, замызганного, беспомощного. Представила, как он бродит один посреди сырого темного двора, дрожа от пронизывающего холодного ветра и шатаясь от голода. Она горько вздохнула: со дна души вдруг с новой силой поднялись обида и злость на бездушие матери и бабушки.
- Когда приедет мой папа, - вдруг сказала Лиза в пустоту коридора, - он заберет меня к себе. И мы отыщем этого котеночка, и будем жить втроем – я, папа и котенок. И у нас будет тысяча миллионов разных вкусностей!
В этот момент сериал прервала реклама, в которой вездесущая тётя Ася принялась с энтузиазмом предлагать своим недогадливым соседям чудодейственный стиральный порошок. Бабушка с досадой чертыхнулась – видимо тётя Ася возникла на экране в самый неподходящий момент. А, мать, тяжело поднявшись с дивана, проследовала в коридор. Остановившись у входа и сунув лицо в темноту, тихо напомнила:
-Лиза, если ты извинишься, то будешь ужинать с нами. Бабушка напекла блинчиков!
Лиза не ответила. Она была зла на весь мир, включая рабыню Изауру и синьора Леонсио, ведь даже им перепала любовь её матери.
-Ну, как хочешь, - разочарованно произнесла женщина и подалась на кухню.
- …И у нас будет сто тысяч миллионов вкусных блинов, - прошипела ей вслед Лиза, - и повкуснее ваших!
Она увидела этого котенка еще только один раз – когда утром шла в школу под бабушкиным «конвоем». Он одиноко дрожал под скамейкой; его серая грязная шерстка так намокла от дождя, что топорщилась в разные стороны, от чего он выглядел ещё более жалким и облезлым. Поравнявшись со скамейкой, под которой сидел котенок, Лиза отвернулась в сторону: ей было стыдно, что она не смогла его защитить.
Потом котенок исчез, и девочка больше никогда его не видела.
А через несколько лет, когда умерла Любовь Георгиевна, Лиза притащила в дом другого котенка. Это случилось на следующий день после бабушкиных похорон.
Лиза вошла в квартиру, держа в руках маленькое, грязное существо, и с порога твердо заявила:
- Он будет жить у нас.
Мать, сидевшая в старом кресле с газетой в руках, обернулась и вяло улыбнулась:
- Когда-то я уже слышала что-то подобное. Откуда ты его выкопала?
Лиза криво усмехнулась:
- Из своего детства, мама.
Мать устало махнула рукой и снова уткнулась в газету.
-Вот так, малыш, - обратилась Лиза к котенку, - всё – таки, мы их победили.
Она опустила животное на пол. Котенок, смешно дрыгая лапами и пошатываясь из стороны в сторону, как пьяный, зашагал прямиком на кухню.
Так в доме появился Серый, названный в честь того, первого котенка, которого когда-то в далеком детстве Лиза не смогла защитить. Многих кличка удивляла, ведь кот был абсолютно рыжий.
Серый прижился в доме и любил свою хозяйку так же безгранично, как и она его.
