Он не хотел, чтоб всё так получилось.
Он ждал другого – славы и побед.
И вот теперь, подорванный на мине,
Он умирал в неполных двадцать лет.
Он представлял не раз, как при медалях
Вернётся в дом, засуетится мать…
И губы пересохшие шептали:
« Я не хочу так глупо умирать.
Меня ещё девчонки не любили.
Я на войне всего четыре дня.
Какой-то бред: на чёртовой чужбине
Я умираю здесь средь бела дня.
Земля чужая, и чужое небо,
И ни одной берёзы нет вокруг,
Так почему я должен так нелепо
Лежать в пыли и корчиться от мук?»
…А дома разлилась заря над речкой,
И запах сена в воздухе повис.
Смолит отец поутру на крылечке
Под бесконечный соловьиный свист.
И тихо так. И беззаботно утро.
Беспечно ветер листья шелестит.
И каждая травинка там как - будто
Покой и умиление таит…
…А он глотал горячий воздух с пылью,
И вперемешку жуткий страх и кровь.
Он умирал – беспомощный, бессильный,
И бормотавший что-то про любовь.
И вспоминая тонкие берёзы,
Он как-то не геройски умирал.
А рядом друг, размазывая слёзы,
Его за руки судорожно жал.
И врал совсем по-детски, неуклюже:
- Всё будет хорошо, ты не пропал!
И только ужас, вырвавшись наружу,
Его же с потрохами выдавал.
И плакал друг, склонясь над головою,
Когда в остановившихся глазах
Застыло небо – серое, чужое,
В угрюмых, беспросветных облаках.
